13:37 Четыре шага |
| За одни сутки он четырежды оказывался на волосок от гибели Житель Стерлитамака Василий Максимович Буркин передвигается по квартире в инвалидной коляске. Что поделаешь – 94 года, набор хворей да три ранения… Зато память как у молодого. И командные ухватки никуда не делись - «строит» и помощницу по хозяйству Ларису, и заезжего журналиста: подожди, мол, с вопросами, я сам знаю, что рассказывать. Ирек САБИТОВ Фото автора  Василий Максимович Буркин Два класса и три коридора - Я родился в селе Алёшкино… Обожди! А кто вы такой? Дайте ваши документы! Так… Сабитов. Башкирин? - Татарин. - А где вы родились вообще-то? А… Вот очень интересно для меня: вдруг башкирский татарин, а родился во Львовской области... - Ну, так вышло. А вы? - В Фёдоровском районе. Мордвин. Но мы уже были совершенно русские люди. По-русски говорили. - Расскажите о семье. - Детей было пятеро. Четыре мальчика и одна девочка. Я самый старший. Отец батрачил с десяти лет и до женитьбы. В 29-м году он погиб. Либо его убили, либо замёрз в поле. В документе написано: «Замёрз». - Тяжело, наверное, вам пришлось? - А как вы думаете? У матери пять ребятишек... Запиши: сиротство. Слово «сиротство», потом – «нищета». Кормиться нечем. Я ходил по дворам, собирал куски… У матери брат был в Семёновке, пять километров от Алёшкино, ближе к границе с Оренбургской областью. Мы переехали туда. Дом разобрали и перевезли. В школу я в девять лет пошёл. Не знал ни цифры «1», ни буквы «А». Тётя Наташа (женя дяди) на спичках меня счёту обучала. А её брат работал директором школы. И меня записали в ученики. Этого директора потом ни за что совершенно посадили в тюрьму и убили там его. Он стал бригадиром на зоне. Жулик какой-то его ножом заколол… Ну а я два класса проучился, и мать сказала: «Знаешь, Вася, я на своих палках вас прокормить не могу». - На палках… Она с палками ходила? Болела? - Это трудодни!!! Палки! - А… Извините. Ну да, учётчики трудодни палочками отмечали. А сколько зерна в вашем колхозе давали за трудодень? - 200… 500 грамм. По-всякому. В 31-м… или в 33-м голод наступил. Мы ходили по лесам, липовые листья набирали в мешки. Сушили, и мать пирожки делала. Кое-кто корни выкапывал, травился… Но мы все выжили. Корова спасала. Полстакана или стакан молока - спасение. - Ну вот, два класса вы окончили… - И мать говорит: «Я вас не прокормлю. Так что кончай учиться». И стал я с матерью рядом работать. На прополке наша бригада – первая, мордва. А вторая бригада – русские. Пиши: русская бригада на той стороне Дёмы… Потом в деревне открылася вечерняя школа, куда загонять начали всех, и старых, и малых. Там я окончил три класса. - Как учились? - Ну… Когда меня спрашивают про образование, я говорю: «У меня два класса и три коридора». Хотя вообще-то я потом ещё в пяти местах учился, окончил среднюю школу. Поплакали и попрощались - …Я и пахал, и сеял, и сено собирал, и на косилке… И дома всё делал. Построил огромный двор… Потом у нас трактора начали появляться. Подбросили нам с Америки «Фордик». Маленький, но быстро бегает. Выучился я на тракториста. Как нас уважали! Тракторную бригаду кормили не где-нибудь где-то там, а в своей будочке. Первое, второе – пожалуйста… - Василий Максимович, а давайте к армии перейдём. Как на фронт попали… - Минуточку. Не торопись. Все волки наши будут... У меня жизнь… Я хотел книгу писать. Первая часть - детство, юношество. Вторая – армия и фронт. Третья – служба в МВД. Четвёртая – служба в гражданской обороне на станкостроительном заводе в Стерлитамаке. И пятая - как я сейчас живу. Но – глаз... Левый глаз отказал. Правый держится... …Обожди. Какой ты вопрос задал-то? - Давайте про армию и фронт. По возрасту где-то в 39-м или 40-м году повестка вам должна были прийти. - Мне повестка пришла 14-го июля 1941 года. - Так… Три недели уже война идёт. Про 22 июня расскажите. Как вы узнали, что фашисты на нас напали? - У нас в селе дед Семён жил. Тоже Буркин. У нас все Буркины. У него три сына было. Один негодный для армии, второй вернулся с фронта, а третий, самый младший, самый красивый, погиб… Ну, этот дед Семён получал газеты и журналы. Мы у него собирались, читали, обсуждали. И поняли, что Германия вот-вот нападёт на Советский Союз. - Но всё-таки. Само сообщение Молотова вы слышали? Радио имелось в правлении колхоза? - Какое там правление? Оно в другой деревне. Не помню, откуда узнал про нападение. - Понятно. И вот повестка... - Колхоз выделяет жеребца. Дали коляску председательскую. Со мной мать, братья Фёдор и Григорий. И в Фёдоровку. Там оформили, и в этот же день на той же коляске в Стерлитамак и дальше до станции Дёма. Там поле. Народу… Голова кругом. Плачут, кричат… И мы поплакали, конечно. Попрощались. Меня в вагон - и в Уфу. Там сортировка, кого куда. Дней семь там провёл. Прямо в открытом поле. Даже палаток не было. Кто что - кричали, орали, пели, пили, на гармошках играли… Называют фамилии. «…Буркин!» Построились. Смотрю, старший лейтенант - не пехотинец какой-нибудь, а морской офицер. «Вы будете направлены во Владивосток, в распоряжение штаба Северной Тихоокеанской флотилии». - Как вы отнеслись к тому, что вас отправляют на восток, где боевых действий не велось? - Запиши: безусловно, мне стало приятнее, когда меня отправили на восток. То есть не напрямую на смерть. Смерти-то никому не хочется. - Вы как думали, эта война долго продлится? Были какие-то предположения? - Нет. Но я не верил тем, кто говорил, что немцев можно шапками закидать. Гоняли как сидоровых козлов - …Во Владивосток прибыли ночью. Покормили нас, сводили в баню, одели в новую флотскую форму и - на медкомиссию. Заходишь с одного конца – раздевайся догола, и до другого конца голый идёшь. Потом на корабль и на север. В Советскую Гавань. В Татарском проливе на левой стороне есть бухта и городок с таким названием. На нашем пароходе разные подразделения находились. Много женщин. Все во флотской форме, старшие лейтенанты. Кажется, медики. Всё песни пели, особенно «Катюшу». Они с нами не вышли, дальше поплыли. …А чё такое? А где мой комсомольский билет? Хотел показать. Там поставлен штамп... В Советской Гавани на комсомольский учёт ставили, и они меня… Ну, это между нами… Хотели, чтобы я работал в оперативке. - В особом отделе что ли? Мол, докладывай, что да как? - В особом отделе, да. Но я говорю: «Не, я пока ничего не знаю». Мы были… как это… На карантине. Направили нас в тайгу. Лес валить. Чтобы строить укрепления. А я сильный, меня назначили пильщиком. Пильщик бывает верхний и нижний. Я был верхним. На бревне стоишь и пилишь на доски. 15 дней там поработал. И даже получил премию, матери послал. - Так вам ещё заплатили за это? - Да. Большие деньги. И назад в Совгавань. Назначили на катер пушкарём. Там дело так поставлено: экипаж семь человек, и каждый должен всё уметь. Когда пошли морозы, катер поставили на стоянку, и меня перевели в отряд МВД. - Ну, не МВД. До 1946 года НКВД было. - Ну да. Мы охраняли аэродром. Стоять в охране - самая нудная работа. Два часа на посту. Потом два часа дежуришь в помещении. Потом два часа спишь. И снова на пост. Буран, а ты в чистом поле… Тулуп, валенки, но всё равно мёрзнешь. - Вы ждали нападения японцев? Как вас командиры настраивали? - Я, например, не ждал. Но оборону готовили. А командиры нас гоняли как сидоровых козлов. На День Красной армии – лыжный кросс. Кто пробежал 10 километров, кто 20, а я – 30. А там природа очень серьёзная - мороз, горы. - А вы же тракторист. Почти готовый механик-водитель танка. - В танкисты не взяли меня. Рост высокий. Но в марте… Пиши: «В марте 42-го года»… Перевели меня в 695-й отдельный зенитно-артиллерийский полк. У нас были 76-миллиметровые пушки. И я все специальности освоил, от подносчика до наводчика. Все приборы. Потом счетверённый пулемёт. А потом батарее дали ещё три тягача (до того один был), и меня перевели на тягач. - Всё-таки пригодилась гражданская специальность. - Тягач мощный - сзади 76-миллиметровая зенитка, а у самого площадка есть, и на ней сорокопятка стоит. А где-то в начале 1943 года – приказ: «На фронт!» - А вы хотели на фронт? Или как прикажут? - Я честный человек, врать не буду. Есть приказ – должен выполнять. Попробовать – на что годен - И через всю страну на запад. В Сызрани состав загнали в тупик. Стоим. Лишь когда стемнело, начали нас высаживать. Повели через сосновый лес. Барак, койки двухъярусные. 11-я учебная бригада. Меня зачислили в 5-ю пулемётную роту. Месяцев шесть-семь мы там провели. За всю войну самое плохое питание – в этой Сызрани. В тарелке вода и одна горошина болтается. А учили на совесть. И стреляли мы, и под танки ложились… Вот только ходить на полигон… Пулемёт на себя, и айда. Пять километров! - «Максим» весил, кажется, килограммов 60. - Ну, это на двоих. Один тащит ствол, другой станок. Кончили обучение, дали мне звание старшего сержанта. В вагоны - и на Дон. Но бомбили постоянно. Высаживаемся и пешком в лесной посадке. А поезд идёт рядом. Ехали так… пешком. В середине июля нас зачислили в 8-ю гвардейскую армию Чуйкова (бывшую 62-ю, которая защищала Сталинград). Это был Юго-Западный фронт. - А дивизию помните? - 27-я гвардейская, 76-й гвардейский стрелковый полк. - Освобождали Украину? - Да. Барвенково, Лозовую, Запорожье и другие города. - Расскажите о первых днях на войне. Вы были пулемётчиком? - Готовили на пулемётчика, при формировании назначили миномётчиком, а когда я попал в полк, миномёта мне не нашлось. И меня зачислили в отделение разведки и наблюдения. Ну, попробовать – на что годен. Мы стояли в районе города Изюма. Готовились форсирование Северского Донца и наступление. Местность там степная, а мы в дубовом лесу - вот такие дубы, слушай… Между нами и немцами – поле. И на каждом шагу танк стоит подбитый. Мы пробирались в какой-нибудь из этих танков и там устраивали наблюдательный пункт. И всё, целый день наблюдаешь. Наносишь на карту, где что заметил. Вечером возвращаешься, докладываешь. Я как зверь стал - 10 августа нашему фронту дали команду: «В наступление» (по официальным данным, Юго-Западный фронт перешёл в наступление 13 августа 1943 г., а его 8-я армия включилась в сражение 22 августа – И. С.). Смотри… Стол становится воображаемой картой, где стратег Буркин расставляет соединения. …Сначала соседи пошли. Левый фланг: 1-я гвардейская армия, а тут - 46-я армия… Змиев еле-еле взяли и застряли. Тогда мы двинулись. После артиллерийской подготовки окопы первой линии взяли отлично. Все там землёй завалены. В живых их не оставляли. Имей в виду: после Сталинграда враг за собой всё уничтожал. Всё сжигал. Всё, даже кустик во дворе. Входишь в деревушку – ничё нету. Два-три человека повешены... Вот видишь это дело… Я как зверь стал. И командир такое наставление дал: ни одного гада живым не брать! Ну, подошли ко второй линии - тут-то хреново стало… Гитлер в кукурузе - …А между прочим… Я там должен был погибнуть четыре раза. За одни сутки 22 – 23 августа. Я со вторым батальоном шёл. На столе снова возникает воображаемая карта: салфетка становится полем, которое предстоит перейти старшему сержанту Буркину и его однополчанам. Вот здесь подъём, кукурузное поле. Туда лощина, туда тем более лощина, не пройдёшь, здесь тоже лощина, здесь густая посадка. А вот тут башня. - Водонапорная что ли? - А непонятно! Высокая, метров 15. Покрашена, как немцы танки красят. Вроде обработана вкруговую тёсом, а сама бетонная. Ну, идём цепью к ней… И вдруг… Смотрю – лежит портрет Гитлера! - Ничего себе… На тропинке что ли? - Нет! В кукурузе! - Откуда он там может взяться? - Ну я же не ребёнок, врать тебе не буду. Лежит портрет Гитлера. Вот такой большой портрет. Не нарисованный, а напечатанный, чёрно-белый. На плотном картоне. - Ну и дальше? - Я смотрел-смотрел… Раз по нему прикладом автомата! И тут выстрел! Пуля вот тут, рядом с шеей прошла. Смерть рядышком! - Из башни что ли стреляли? - Нет!!! Это мой ППШ! - А-а-а... Понял. Мне рассказывали о таких случаях. Стукнешь прикладом ППШ по полу – стреляет, может тебя убить или ранить. Это у вас первый случай из четырёх. Дальше. - Доложили командиру батальона о подозрительной башне. Ну, начальство решило послать на подмогу танк (кажется, последний у нас оставался). Танк идёт, я метрах в пятнадцати справа от него. Вдруг: «Шу-шу-шу…» Шёпот такой. А это, оказывается, шёпот болванки: в нижней части башни открылась амбразура, и выстрелила немецкая пушка. Ещё открылась амбразура наверху, оттуда застрочил пулемёт. В танке сдетонировали снаряды, сорвало башню, и она отлетела налево. Если бы я был на той стороне, меня бы убило. Второй раз судьба уберегла. Тут команда: «Отойти!» Отошли вниз, к посадке. А под вечер – авианалёт. Меня контузило, да ещё осколок в грудь попал. - Сильно ранило? - Не ранило! В кармане лежала металлическая коробка для еды. И ещё ложка закреплена – мы кончик загибали и зацепляли, как авторучку. Она у сердца оказалась. И осколок застрял! - Третий раз повезло. - …Команда: «Окопаться и отдыхать». Выкопал я себе неглубокий окопчик. С одной стороны ППШ положил, с другой - немецкую винтовку. Я её любил, она не подводила ни хрена. Лёг на спину, и как молотком меня ударили - уснул. Вдруг чувствую: земля дрожит. И на меня огромный ком! Ха-ха-ха… - Взрыв что ли? - Нет. Утром на помощь пришли танки. И один прошёл ровненько надо мной! То ли пошутили танкисты, то ли поиздевались над пехотой. Немецкая винтовка попала под гусеницу, и всмятку. А ППШ целый. - Танкам наступать, а в той башне-то немцы с пушкой! - Башню бросили они ночью. А мне опять задание – на разведку. Дали сапёра и двух разведчиков. Смотри: мы ночевали вот здесь. Здесь непроходимый лес, тут большой заброшенный колхозный сад. А тут - чистая полоса. Дальше выход к Днепру. - Задание-то какое? - Проверить, нет ли мин на этой полосе. Танки-то пришли! И ещё командование интересовало, где сейчас хвост противника. - А полоса какая? В длину и ширину? - Я не мерил… Метров, наверное, больше 500. А в ширину метров 25. И вот мы идём. Сапёр этой щупалкой и туда, и сюда, и туда, и сюда… А мы так сзади. Метров, наверное, 50 не дошли. Вдруг вот отсюда, из лесопосадки, выскакивают две танкетки. Маленькие. Они встали и открыли по нам пулемётный огонь. Деваться нам некуда, только падай. Меня в левую ногу ранило, пуля пробила голень. - Вот и четвёртый случай – могло и убить. - Ещё одного разведчика ранило в ногу. А танкетки тут же развернулись, и в лес. Тоже разведка. Мы раны забинтовали. Те, кого не задело, нашли нам палки. И еле-еле добралися мы до своих. Ну, я всё доложил, сдал оружие. Повезли в санбат, почему-то не в свой. Меня не хотели брать, но всё-таки взяли. Потом - в госпиталь в Купянске Харьковской области… Туда, за Днепр - Ранение тяжёлым оказалось? - Кость не задело. Написали – лёгкое ранение. Но я полтора месяца пролежал. - Ну, отдохнули. - Нет, я не отдыхал. Ходил по деревням, собирал яблоки и носил лежачим. И выгнали меня к такой-то матери из госпиталя за нарушение дисциплины. В свою часть я не попал. Назначили в 81-й гвардейский полк 25-й гвардейской стрелковой дивизии. А армия та же. 27 сентября прибыл с маршевой ротой в какую-то сожжённую деревню - одни печки и трубы. Где-то пять километров до Днепра. Смотри: здесь лес, здесь лес, здесь прогалина. И до гор туда, за Днепр. Вот тут переправа. Нас тут формируют. Меня назначают замкомандира взвода станковых пулемётов. - Родной «Максим». - Родной. Но взводу надо четыре, а дали только три. Команда: «Ищите лодки». Нашли плоскодонки. А понимаешь, что такое плоскодонка? - Неустойчивая? - Она и так, и эдак, не продаст, так купит... А это же Днепр. Широкий! Утром 28 сентября начали переправляться. Да вот в чём беда-то. Над местом, где переправа устроена, то и дело летают немецкие самолёты, бомбят. Первым командир взвода пошёл. И тут бомбёжка. Прямое попадание, конец расчёту… А мы оттащили оставшиеся две лодки выше по течению и оказались вот тут, правее переправы. Вышли благополучно к лесу, заняли оборону…  Василий Буркин в 1946 году. На груди — медаль «За победу над Германией». «За отвагу» он получит лишь через полвека. Фото из семейного архива. Кое-что посерьёзнее - На днепровском плацдарме я поставил два наших пулемётных расчёта на перекрёстке двух дорог. Сколько атак отбили… А немец нас постоянно бомбил. Мой расчёт уцелел, а другой накрыло. Между прочим, посмотри вот это. Копия приказа. - «Приказ по 81 гвардейскому стрелковому полку… 24 октября 1943 года. От имени Верховного Совета Союза СССР награждаю: медалью «За отвагу»… Стрелка 3-й стр. роты красноармейца Буркина Василия Максимовича…» - Ты посмотри, за что! - «…за то, что он в боях полка на правом берегу р. Днепр в районе д. Войсковое 2-10-43 года при отражении атаки противника воодушевляя личным примером бесстрашия в бою, из своего личного оружия уничтожил 5 гитлеровских солдат». Что-то не так?  Из приказа по 81-му гвардейскому стрелковому полку. - Не знаю, о чём это. Какая там деревня? Там пашня! А главное-то… Я в те дни кое-что посерьёзнее совершил. Столько фашистов уничтожил… Танковую атаку немцев сорвал... Ночью чувствую - земля дрожит. Пригляделся - в нашу сторону идут три танка. А ведёт их проводник. В штатском. Значит, кто-то из местных жителей. - Предатель что ли? - Предатель! А пехота, находившаяся перед нами, расползлась в стороны… Из пулемёта стрелять бесполезно, нас тут же из пушек кончают. Сидеть и смерти ждать? В общем, подобрался я к переднему танку поближе и бросил две гранаты. Проводник упал, а танки включили задний ход и ушли. Утром мы рассмотрели предателя, которого я убил. В брезентовом плаще, документов, конечно, никаких. А про представление к награде я и не знал. В 2000 году позвонили из военкомата. «Вам, - говорят, - медаль полагается». Она меня тогда не нашла, потому что я опять в госпиталь попал. - Как дело было? - В середине октября наши войска выбили немцев из Запорожья. Фашисты, кто уцелел, стали искать пути отхода. 18 октября пошли на прорыв через наши позиции. Заняли часть траншей. Начальство набрало по подразделениям людей для контратаки. Мне приказ – сдать пулемёт, и в ударную группу. В том бою я столкнулся с немцем лицом к лицу. Место неудобное… Хватаю левой рукой ствол его автомата… Он стреляет - пуля пробивает мне кисть… Я стреляю и убиваю его наповал… С дыркой в ладони снова попал госпиталь – тот же, из которого в сентябре вытурили за нарушение дисциплины. В конце ноября был направлен в 810-й полк 394-й стрелковой дивизии. Попал в разведку. В декабре 1943-го, в ходе Житомирско-Бердичевской операции, нас послали добыть языка. Но ничего не вышло. Мы попали под огонь, из 11 человек в живых остались четверо, все раненые. Я получил пулю в левое плечо. Рана оказалась серьёзной. Отправили меня в глубокий тыл, в Мариинск, что в Кемеровской области. Оттуда – на офицерские курсы в Новосибирске. В январе 45-го в звании младшего лейтенанта - опять на фронт. Доехал до Москвы, и тут команда: всех, кто имеет три ранения или больше, оставить и использовать в тыловых подразделениях. Так кончилась моя война. Я оказался 43-м запасном полку в Козельске. Там и встретил Победу… Буркины на войне - Оба брата, которые меня провожали в армию, тоже повоевали. Фёдор, 1924 года рождения, попал под Ржев. Григорий, 1925 года, - на Курскую дугу. Оба, как и я, были ранены и выжили. Представляешь, какое счастье для нашей матери! А вот её брат Семён Степанович Буркин погиб. И брат отца Илларион Филиппович Буркин тоже. |
| Категория: Интервью | Просмотров: 781 | |
| Всего комментариев: 0 | |
