18:23 «Фашист говорит: “У вас земли много”» |
| Война для рядового Ефимова началась 22 июня под Брестом Николай Михайлович Ефимов живёт в Стерлитамаке на улице с очень подходящим названием – Патриотическая. Дважды в день он выходит на прогулку. За руку его обычно поддерживает дочь Ольга, а справа за спиной, невидимый для прохожих, идёт ангел. Идёт-идёт, можете не сомневаться! Это он спас солдата 22 июня 41-го под Брестом… И в дни горького и страшного отхода на восток… И потом, при наступлении под Ельней, не дал умереть от тяжёлой раны… И в 1942-м уберёг в псковских болотах… Хороший у Ефимова ангел, добросовестный. Вот уже и до 95-летия довёл! Ирек САБИТОВ  Николай Михайлович Ефимов Фото автора Письмо от погибшего друга - Николай Михайлович, а вы сами-то как считаете, почему удалось уцелеть? - Я очень хотел выжить... Меня родители дома ждали и любимая девушка Агафья. Только она меня не дождалась, за другого вышла. - Ну, давайте сразу про 22 июня? Или расскажете сначала о о семье? - Я из Стерлитамакского района. Наше село - Ишпарово, чувашское. (Официальное название – Ишпарсово – И. С.). От Стерлитамака километров 20. Родился 12 февраля 1921 года. Отец Михаил Семёнович – инвалид Первой мировой войны, его в руку ранило. Мама… У неё два имени. Елена Алексеевна и Надежда Алексеевна. - Как это? - Вообще она Надежда. А когда замуж выходила, её в церкви по ошибке записали Еленой. Ну, они же малограмотные, не заметили… У меня было три сестры и два брата, я по возрасту второй. Жили… Между беднотой и середняками. Лошадь, корова, овечки. - Помните, как колхоз организовали? Родители были за вступление или против? - Сначала против. Ох, сколько раз у нас обыск делали, зерно искали... Вот власть задание даёт: сколько-то пудов сдать. Выполнишь – ещё столько давай. И ещё столько… И в конце концов ничего не остаётся. Голодный сиди. А шестеро детей! Вот мы и прятали «излишки»… Потом колхозники начали жить хорошо: им государство помогало. Появились жнейки, лобогрейки. А мы с серпом жать идём. И в 32-м году родители вступили в колхоз. У меня был друг Андрей Данилов, жил напротив нас. Вот его семью раскулачили. У них парней много, все старательно работали, поэтому жили чуть лучше других. Три или четыре лошади имели. Как делалось? Райком даёт задание: вот с вашей деревни раскулачить столько-то дворов. В сельсовете проводят совещание, назначают «кулаков». И Даниловых выселили в Кемеровскую область, только Андрей и одна сестра остались в Ишпарове. Потом отец вернулся, построил домик. Некоторые сыновья вернулись. А Андрей устроился электриком в Аургазинском районе. Погиб на войне. - Что за время… Семью тружеников сковырнули, раскидали. А парень идёт на фронт и отдаёт за свою страну жизнь. - Да… Когда я с войны вернулся, его родные дали мне прочитать письмо, которое он с фронта прислал… Ну, как обычно пишут. Всё хорошо, всем привет… Большой человек - А вас в армию призвали ещё в мирное время… - Сейчас, ещё пока не армия. Ещё школа. Я хорошо учился. Мой двоюродный брат, Ефимов Платон Захарович, школьный учитель, у меня даже спрашивал, как решать задачи по математике. Когда я окончил семилетку, он стал агитировать родителей, чтобы разрешили мне учиться дальше. Они не особенно хотели, ведь дома работы много. Но всё-таки согласились отправить меня в чувашскую среднюю школу в Тряпино, в Аургазинском районе (километров 40 от Ишпарово). Нас пятеро ишпаровских поехало сдавать вступительные экзамены. Поступил я один, пришлось снимать угол в Тряпино. В 40-м году окончил 10-й класс и одновременно - учительский курс. Вернулся домой и сразу устроился в школу учителем. - Вчерашний школьник – и уже большой человек. - Да, мне дали 4-й класс. Ещё физкультуру по всей школе, русский язык в 6-м и черчение в 8-м. Почти две ставки вышло. Много получал. «Наверное, война будет» - …А в мае 41-го пришла мне повестка из военкомата. На поезд, и до самого Бреста. Река Западный Буг. На той стороне немцы, на этой - мы. У нас военный городок. Танки… Без конца прибывали солдаты. В нашей части из имеющих высшее и среднее образование организовали учебный взвод – стали готовить младших лейтенантов. Занятия по тактике днём и ночью... - Вы почувствовали, что пахнет порохом? - Да. Самолёты немецкие летают на разведку. И наши тоже. Один немецкий, а наших сразу два. Люди у нас иногда пропадали. Со мной земляк служил, учитель из детдома в Подлесном. Пропал примерно за неделю до войны. Как языка, наверное, украли. - А командиры говорили, что война возможна? - Не говорили, но готовили. Мы чувствовали, к чему идёт. Я даже домой написал: «Наверное, война будет». - Такие письма можно было писать, да? - Я написал на чувашском языке. Ха-ха-ха-ха… «Завтра учебная тревога» - …В субботу 21 июня говорят: «Завтра учебная тревога». Выдали по пять патронов на винтовку. У нас были новые, самозарядные. Из них даже очередями стрелять можно. Но для боя они абсолютно не годились. Чуть попадёт песок - всё, не работает. Потом выдали старые, системы Мосина. А у меня – автомат ППШ. Только диска нет. Не доставили. Вечером в военном городке нам кино показали - «Салават Юлаев». - Понравилось? - Обязательно! Мы с другом… Емельянов Илья его звали, ишпаровский. Он в миномётчики попал, а жили в одной казарме. Мы с ним сильно обрадовались, что это наше кино, снималось в Башкирии... Утром я Илью не увидел уже. После войны узнал от его родных, что 22 июня он уцелел. А погиб позже, на Украине. После кино легли спать, но я толком не заснул. Часов в 12 наш взвод подняли и повели в штаб. В караул поставили. Без конца приходят командиры… Совещались час или чуть больше. Потом нас отвели обратно в казарму. Спим. И вот… На рассвете, часа в 4... Взрывы… Огонь… Выскочили на улицу в нательных рубахах, в нательных штанах. Прибежали командиры: «Одеться, взять оружие! Война!» Вот фильм «Брестская крепость» студии «Беларусьфильм»… - Правдиво? - Правдиво. Я даже плакал, когда смотрел... Ну, взял я свой автомат. Команда - занять оборону возле склада горюче-смазочных материалов. А там уже всё горит страшно. Пламя, наверно, на километр с лишним подымается. Командир куда-то повёл… «А… Патроны! – говорит. – Забыли! - говорит. - Ящики с патронами остались. Кто пойдёт?» Никто не вызвался. Он мне: «Вот ты». И ещё троих назначил. Пошли мы к казармам. Километра полтора. Дым, гарь, страшно… Взяли два ящика. Они небольшие, а страшно тяжёлые. И обратно. А наших нет. А с ящиками же не догонишь... Был майор – и нету - …Но здесь уже другие. Начали оборону организовывать. Я при майоре, вроде связного. Неудобно говорить, но... Вдруг его нету. Смотрю: майор был – и нету. - Пропал? - Пропал. Ну, есть младшие командиры. Докладываю кому-то из них: «Майора нету». А мне: «Давай назад! Найди там кого-нибудь из командования». А тут уже никакой организации, никакой дисциплины… - Паника? - Да. Через какую-то маленькую речку, и в лес. Вот так мы начали войну. - Драпанули, грубо говоря? - Ну конечно. Это позже появился приказ «Ни шагу назад!». А тут – бегство… Вышли на шоссе Варшава – Брест – Москва. Вижу – бронемашина разбитая. А в ней автоматный диск лежит. Ох, обрадовался. Уже вооружён. Едет грузовик, с него на ходу бросают нам комковый сахар… Не хлеб, но всё же… А немецкие самолёты… Пикируют, бросают бомбы, стреляют… На моих глазах полевую кухню разбомбили, повара убили. Мы в сторону. Группами по лесам, по болотам… Еды нету. Командиров нету. В окружение попадали, выбирались… В деревню зайдёшь, в саду что-нибудь схватишь, и дальше. Как-то я банку консервов на тропе нашёл. Вот подарок! Открыл, съел – и чуть не заболел с голодухи. Встретили трёх командиров. «Ночью будете охранять нас», - говорят. Не спим, охраняем. А утром бросили нас, ушли. «Хватит лежать, в атаку!» - …И так недели две. В районе Могилёва – наши автоматчики на дороге. Оружие забирают. Дают буханку хлеба. И направляют на пункт сбора отступающих. Это ещё километров 30… Потом, при переформировании, ходили разговоры, что многих командиров расстреляли за трусость. В общем, южнее Смоленска нас остановили, накормили, переодели, вооружили. Тут уже окопы, дзоты - оборона. Неделю или две мы там стояли. - Помните, в какую часть вас определили? - В 12-й стрелковый полк (согласно архивным данным, входил в 53-ю стрелковую дивизию, которая действовала в составе 43-й армии – И. С.). Это был Резервный фронт, им Жуков командовал. И вот 30 августа началось наступление наших войск на Ельню. - Ельнинская операция. Первое контрнаступление Красной армии... - Наш батальон должен был перейти речку (неглубокую, по грудь, - приток Десны) и взять какую-то деревню. Идём... Я связной при командире роты, мы чуть позади цепи. А пять-шесть человек испугались - залегли кучей в низинке. Комроты говорит мне: «Давай туда, поднимай». Я к ним: «Хватит лежать. Давай в атаку!» И как раз в это время - немецкая мина. Прямо в эту группу. Метров семь от меня. Взрыв! Огонь… Кишки вперемешку. Предсмертные крики… Я назад к командиру: «Всё. Нет их уже». - А фашисты стреляют? - Стреляют. Но как будто меня не касается. Никакого страха. Говорят же… Что трус, он много раз умирает. А мне вдруг – ничего. Как будто хорошо даже. - Надоело бояться за те две недели бегства от границы? - Надоело. И мы с ним встали, как родные - Тут мина вблизи нас: бах! Вторая ещё ближе. Ага, немец опускает ствол и сейчас в нас выстрелит. Быстро в сторону... Шагов, наверное, шесть... Лечь не успел... Там, где я только что был, мина: бах! И что-то хлопнуло в живот, в районе мочевого пузыря. Брюки спустил – кровь. Дырка. Такая маленькая. Не больно. Смотрю – командир сидит. Кровь из головы. Беру его индивидуальный пакет, потом свой. Наматываю ему. Ещё у него было полотенце – тоже намотал. - А себе? - А меня так ранило, что не перевяжешь. Наши вперёд идут. Ну, я командира взял за руки… И мы с ним, как родные, встали потихоньку… Я его за плечо, и потащил. А он мне: «А ты почему не идёшь со всеми?» - «Тоже ранен», - говорю. - «Ну, тогда пошли». Мне уже неохота умирать - …Через реку перебрались. Мне всё хуже. Как будто пилит кишки. А на мне винтовка и гранаты… Ложусь. А ему стало легче. «Ладно, - говорит. - Тут уже недалеко. Я тебе помощь пришлю». И уходит. Тут фашистские самолёты. Бомба неподалёку... Вторая – кажется, прямо на меня. От этого уже умереть охота... Улетели. Двое солдат с носилками появились. Несут. Телега с соломой. Двое лежат, я третий. Повезли в прифронтовой госпиталь. Это большая палатка в лесу. Ночь уже. Движок работает, электричество внутрь подаёт. Сгружают нас. А там ранены-ы-ых… Далековато я от входа. Но мне теперь неохота уже умирать. Выходит женщина-хирург. Говорит двум санитарам: «Сначала давайте тех, кто ранен в голову, грудь, живот». И обратно в палатку. А я услышал… Тихонько через раненых… Добрался до входа, поднял полог. Голову внутрь... Она мне: «Чего тебе, солдат?» - «В живот ранен». - «С животом - на стол». Укол, и начала резать. Я говорю: «У меня в кармане бритва». - Решили, что бритвой лучше? - Да. А она молчит, режет. Недолго покопалась в боку. Осколок упал в тазик… Просыпаюсь на следующий день. Сестра около меня. Обрадовалась! А я заплакал… Что жив остался, что пока для меня война кончилась… Потом узнал, что хирург заодно удалила мне аппендицит. Что не задело у меня мочевой пузырь. Повезло. Своего командира я больше не видел, но часто его вспоминал, он же меня спас, а я - его. - За спасение командира полагалась награда. - Мне вручили Орден Славы III степени, уже в 1956 году. Военком похлопотал. В наградном листе много всякого (и лишнего) понаписано, а случай с командиром не упомянут. Папиросы лучше денег - Лечили меня больше трёх месяцев. В декабре дали отпуск на месяц. В госпиталях каждому раненому ежедневно давали пачку папирос. Я некурящий, всё раздавал, а перед выпиской начал копить на дорогу: курево ценилось выше денег. На вокзалах – наро-о-оду! На крышах вагонов едут. Куда мне в давку? Ну, показываю машинисту пачку. «А ты не дезертир?» - спрашивает. «Нет, - говорю, - только из госпиталя». - «Залезай». Пачка папирос – один перегон. Через Горький, Свердловск, Челябинск, Уфу - в Стерлитамак. И пешком до Ишпарово. Родные не знали, что я приеду. Радость... Слёзы… А живут голодно. Врачи мне велели есть белый хлеб, манную кашу, курицу. А дома картошка и чёрный хлеб, смешанный с чем-то. Спасали огород и корова. Временами мы и траву ели. Попробую в тылу у немца повоевать - В декабре отпуск кончается – вызывают на медкомиссию в райвоенкомат. Бегло посмотрели: «Годен». Тут одна сотрудница… То ли районного, то ли городского комитета комсомола… «Пойдёте добровольцем в специальный отряд?» Я подумал, подумал… На фронте был. Дай попробую в тылу у немца повоевать. И написал заявление. - Вы понимали, как это опасно? - Понимал, понимал. Никто не заставлял. Из Стерлитамака нас было пятеро. Кроме меня – парни с Ленинского завода (Одесский станкостроительный завод им. В. И. Ленина, эвакуированный в Стерлитамак после начала войны – И. С.). Мне сказали, что родители будут получать мою учительскую зарплату. Поинтересовались: «В чём нуждаетесь? Как у вас родители?» Я сразу: «Дом старый, разваливается». Военкомат подключился, сельсовет помог. Во время войны родители получили новый дом. Одели нас в фуфайки, ватные штаны, и на поезд. В Москве дали командира – одноглазого латыша по фамилии Покман. Мне поручили составить общий список. Всего было сто человек, в том числе три девушки – радистка и две санитарки. Из Москвы отправили в Калинин, потом в Осташков (ещё почти 200 километров на запад). Там мы тренировались на озере Селигер, стреляли из винтовок, из маленького миномёта. Потом нас отвезли севернее, в городок Валдай. Там тоже тренировались. Ходить по азимуту, пробираться по болоту. Мне дали винтовку-бесшумку - часовых снимать. У неё вместо штыка на ствол крепится такая трубочка, сантиметров 30 длиной и диаметром сантиметра три. Стреляешь – никакого шума. - Оценивая сейчас уровень подготовки, что можете сказать? Были вы готовы к серьёзному делу? - Всё наспех… С военным опытом – командир да я. Ну вот, на прощание накормили, налили по сто грамм, и мы с песней вышли. Это был ноябрь 42-го. Шли, наверное, неделю с лишним. Вот слышим - орудия стреляют. Северо-Западный фронт. - А какую задачу вам поставили? - Я думал, нам её перед строем объявят. Но сказали в общих чертах: идём к узловой железнодорожной станции Дно. Это Псковская область. Лишь командир всё знал. - Наверное, для страховки. Вдруг кто в плен попадёт? - Наверное. Встретили нас разведчики. Здесь мы лежали дней пять-шесть. Прямо на земле. Ждали непогоды. Дождались, и друг за дружкой… Разведчики помогли пройти по минному полю. Один наш шагнул чуть в сторону – подорвался. Ну, перешли линию фронта, и дальше по болоту. На пароме перебрались через реку Ловать. - У вас был проводник из местных? - Нет, командир вёл. Видимо, знал эти места. Под ногами всё колышется. Оступишься – в трясину уйдёшь. На ночь на кочку ложишься – она уходит в воду. Спать чутко надо, а то промокнешь и замёрзнешь. Недели через две кончились продукты. Нам обещали, что будут сбрасывать с самолётов. Связываемся по рации с командованием, готовим места, разжигаем костры… Нет самолётов. А до станции ещё далеко. Наконец командир говорит: «В Сталинграде страшные бои. Наверное, начальству не до нас, помощи не будет. Идём обратно». При выходе на свою сторону натолкнулись на немцев. Вдруг ураганный огонь из пулемётов... Многие наши там остались. А меня не задело. Мы опасались, что наши могут не разобраться и тоже начнут стрелять. Но обошлось. Трое или четверо у нас обморозили ноги, и я тоже. Нас тут же отправили в батальон выздоравливающих 1-й ударной армии. Назывались выздоравливающие, а многие… Плачут, кричат - ночью не уснёшь. Я вроде несильно обморозился, но до сих пор ноги побаливают. - Столько жертв, а рейд оказался безрезультатным. Вы чувствовали досаду? - Да, но что поделаешь? Помощь не пришла. На войне бывает. Писарь – танкист - педагог - …Командир батальона случайно узнал, что у меня почерк хороший – поручил работу писаря в нагрузку к лечению. Весной 43-го появляется начальник отдела кадров 14-го гвардейского корпуса 1-й ударной армии подполковник Кузнецов. Приехал подобрать людей в штаб. Ну, и меня заметил. Так я попал в его отдел на должность писаря. - Из диверсантов - в писаря. Обрадовались такому повороту? - Честно? После раны да ползания по болотам – обрадовался, конечно. Но у нас тоже потери случались. Штаб корпуса недалеко от линии фронта размещался. Сначала в десяти километрах, потом – в двух-трёх. Чтобы легче войсками управлять. Однажды в какой-то деревне штаб оказался без прикрытия с воздуха (грузовикам с зенитками не подвезли горючего), и немцы устроили мощный авианалёт. В другой раз слышим стрельбу: группа фашистов прорвалась. Все наши - на машину и сбежали, а я один остался и залёг с автоматом возле блиндажа. Я напрямую подполковнику Кузнецову подчинялся, он в тот момент отсутствовал. А я без его приказа не могу уйти. Лежу… Немцы появятся – приму последний бой… Тут мат-перемат… Наши наступают! Отогнали немцев… Всякое бывало.  Рядовой Ефимов (слева) с однополчанами. В центре – водитель Василий Калкин, справа – писарь Николай Тойкинов. Прибалтика, 1944. Фото из домашнего архива. Наши части освобождали Эстонию, Литву, Латвию. Однажды довелось поговорить с пленным, он неплохо знал русский. «Зачем вы пошли на нас? – спрашиваю. «У нас земли нету. А у вас земли много», - говорит фашист. А я ему: «Получишь ты у нас землю. Много… Два метра». В 44-м – это уже другая война. Научились. Наступление начинается - артподготовка, «Катюши»… Такой грохот… Потом самолёты. Страшно представить, что там у немцев творится. - Но в Латвии окружённую группировку, «Курляндский котёл», так и не смогли уничтожить с осени 44-го до самой капитуляции Германии. - Да, но это происходило в основном уже не при мне. В конце 44-го к нам в отдел пришла заявка: нужны люди на курсы танкистов. Я взял да заявление написал. - Захотелось танкистом повоевать? - Да. Офицером. Хватит, думаю, писарем сидеть. Так оказался во 2-м Горьковском танковом училище. Но оно не в Горьком находилось, а в Ветлуге, это больше двухсот километров от Горького. Но офицером я так и не стал. Идём однажды строем по улице из казармы в столовую на завтрак. А всюду народ… Наш строй нарушили… Плачут, смеются, обнимают, целуют… «Война кончилась! Война кончилась!» Объявили демобилизацию. Учителям – быстро, во вторую очередь. Начальство уговаривало: «Оставайся, ещё месяц, и представим к званию». А я: «Нет, надоело в армии. Хочу на гражданку». И в декабре 45-го демобилизовали. Вернулся в Ишпарово, стал военруком. Окончил заочно Стерлитамакский учительский институт, потом Оренбургский педагогический. Историю преподавал, работал завучем и директором школы. Ещё партучёбу вёл у партактива - это дело историкам поручали. Хотя сам я беспартийный! - А почему в партию не вступили? - Не захотел. Насмотрелся, как ведут себя партийные чиновники... Хотя идеи социализма мне по душе. Жена Нина Кондратьевна тоже учительница была. Литературой занималась, написала книгу об истории родного села Шланлы, открыла музей в школе. Хорошо мы жили… Жаль, рано она умерла, в 2000-м году. У меня три дочки и сын, 14 внуков и 11 правнуков. - Поделитесь рецептом: как и в 95 сохранить ясную голову и хорошую физическую форму? - Я никогда не ругался с женой, не курил, не увлекался спиртным. Всегда был умерен в еде. Физзарядку до сих пор по утрам делаю. - Война не снится? - Раньше снилась, теперь - нет. |
| Категория: Интервью | Просмотров: 787 | |
| Всего комментариев: 0 | |
